Государственная Третьяковская галерея: “Зеркала” бездуховности

     С 23 декабря 2009 года по 21 февраля 2010 года в Москве, в Государственной Третьяковской галерее на Крымском Валу проходит выставка “Зеркала”. На ней представлены работы (живопись, скульптура, графика), на которых в каком-либо виде изображено зеркало.

     На пресс-показ, проходивший 22 декабря 2009 года, мне выбраться не удалось, и на выставку я попал 5 января 2010 года. Первое (и последнее), что приятно поразило – большое количество посетителей. Парковка перед ГТГ заставлена, в залах народу больше, чем когда-либо я там видел – за исключением ночи музеев в мае 2009 года.
     А вот сама выставка неприятно поразила вопиющим, по моему мнению, непрофессионализмом. Первое, что бросилось в глаза – прыгнуло в глаза, ударило по глазам, – этикетки к работам напечатаны на зеркальной фольге. При направленных на них ярких точечных фонарях они сильно бликовали, буквально били по глазам, и прочитать их каждый раз было проблемой. А смотреть после такой зеркальной этикетки на картину было просто невозможно: холст расплывался, краски не воспринимались, оттенки не различались. Получается, что ради “прикола” посетителей буквально лишили удовольствия полюбоваться картинами, часть из которых обычно находится в запасниках, то есть недоступна. Можно было, конечно, не смотреть на этикетки, но как тогда узнать, чья работа, какого года? В общем, идея с этой фольгой, как мне думается, была крайне неудачной.
     Второе, что лично мне очень не понравилось: картины совершенно не совместимых художников оказались в одной экспозиции благодаря весьма формальному поводу – наличию на них изображения зеркала. Воспринимается это как борщ с салатом и компотом в одной тарелке. А что: и там, и там, и там есть… сливы. По-моему, не нужно быть великим мыслителем, чтобы догадаться, что совпадение по какому-либо одному формальному признаку вовсе не свидетельствует о совместимости.
     Третье, что мне не понравилось, – по залам тут и там были расставлены зеркала, которые бликовали так, что, порой, затмевали собой картины, отвлекали от них взгляд, буквально мешали восприятию живописи. Все это, как говорит молодежь, дешевые понты, странно, что работники музея при устройстве данной выставки не отдали приоритет именно произведениям искусства.
     Четвертое – некоторые работы, в том числе известный портрет Ермоловой кисти Серова, были освещены неправильно: либо частично, отчего часть работы была светлой, часть темной, либо слишком ярко, отчего работа бликовала. Такое совсем уж непростительно для профессионалов, это не позволяют себе и начинающие галеристы.
     Мне очень хотелось бы показать читателям некоторые моменты выставки, в том числе и положительные. Обычно для этого я ношу с собой фотоаппарат – простенький, но для интернета вполне подходящий, позволяющий сфотографировать то, о чем хочется рассказать. Но именно 5 января 2010 года меня с этим фотоаппаратом впервые не пустили в залы ГТГ. Увидев в моих руках фотоаппарат, смотрительница отправила меня за разрешением к администратору. И там меня ждал сюрприз: никаких фотографий! Я попытался объяснить, что это простенькая камера, ей не сделаешь репродукций, а я представитель СМИ, и раньше никогда проблем со сьемкой не возникало, – но все мои слова натыкались на неприклонность старшего администратора Марины Анатольевны Ереминой: фотографировать нельзя. Журналист? Тогда сначала получите письменное разрешение в пресс-службе, которая будет работать с 11 января, а потом уж и приходите с фотоаппаратом. А без надлежащего разрешения, с печатью и подписью, фотографировать не позволим!
     В России держиморды были всегда: и при монархии, и при социализме, не исчезли они и при капитализме. Но одно дело какая-нибудь частная контора “Рога и копыта”, и совсем другое дело – Государственная Третьяковская галерея, оплот культуры! Когда-то Павел Михайлович Третьяков на свои личные средства собирал коллекцию картин. Впоследствии он подарил ее городу. Затем эта коллекция пополнилась картинами, экспроприированными (то есть украденными у их владельцев) большевиками. Затем она пополнялась за счет даров коллекционеров, художников и их наследников, а также за счет покупки работ на средства государства, а позже – и меценатов. За то, чтобы эти картины посмотреть – те, которые работники музея считают нужным показать публике, – с людей берутся деньги. За репродуцирование также берутся деньги. Ладно, это все – музейный бизнес, пусть и весьма безнравственный, учитывая историю образования данного конкретного музея, но, возможно, и необходимый (хотя – проводил ли кто-нибудь ревизию ГТГ? А также бизнес-анализ, на предмет определения других, менее безнравственных способов получения музеем денег?). Но журналистская съемка, цель которой – не продать репродукции, в ущерб бизнесу музея, а проинформировать читателей, дать им возможность увидеть то, о чем пишет автор – это же совсем другое дело. И препятствовать съемке – значит, препятствовать получению читателями достоверной информации.
     А на выставку в ГТГ я пошел не один, а в компании еще трех журналистов, правда, фотоаппарат был у меня одного и эта проблема их не коснулась. Тем не менее, такое неуважение администрации к представителям СМИ и читателям оставило у всех неприятный осадок. Выйдя из музея, я увидел у входа красный фонарь и решил его сфотографировать. Одна из коллег усмехнулась: может быть, они не знают про эту символику, про то, что красные фонари во всем мире вешают перед входом в бордели? А другая посоветовала: только не проводи никаких аналогий! Один администратор – это еще не весь коллектив сотрудников музея. Там есть хорошие люди, и директор сейчас новый – может быть, ее просто подставляют?
     Впрочем, к вопросам искусства и культуры, чему, собственно, и посвящен “Новый Вернисаж”, это отношения не имеет, а посему на этом поставлю точку.

     Николай Ефремов