Рольф Хоххут: «Писатель не вправе искажать исторические факты»

     Немецкий драматург и публицист Рольф Хоххут прилетел в Москву за день до своего 80-летнего юбилея, к которому была приурочена презентация его книги на русском языке «Пьесы. Избранное», вышедшей в рижском издательстве «Retorika A».
     Так уж получилось, что широко известный у себя на родине, да и в других странах, в России этот писатель практически не издавался. Три его пьесы, «Наместник», «Врачи» и «Юристы», были поставлены на сценах московских театров между 1982 и 1984 годами, – еще при советской власти, то есть, фактически, в другой стране – но лишь единственное произведение, антифашистская драма «Наместник», написанная в 1963 году, была издана как книга небольшим тиражом в 2000-м году.
     Поэтому, встретившись с Рольфом Хоххутом и его спутниками – референтом и переводчиком Викторией Фирербе и латвийским издателем Алексеем Жучковым – вечером накануне юбилея и презентации второй его книги на русском языке, которую в Москве еще никто и не видел, я не смог удержаться от банального, но необходимого для понимания сути дела вопроса:

     - Расскажите, пожалуйста, о произведениях, вошедших в книгу «Пьесы. Избранное» – драмах «Врачи» и «Солдаты».

     – В драме «Врачи», которая написана в 1980 году, на примере двух женщин, матери, уже ставшей бабушкой, и ее дочери, имеющей сына-подростка, рассказывается о том, что происходит иногда в фармацевтической промышленности. Когда фармацевтические концерны разрабатывают новые медикаменты, они, естественно, проводят эксперименты, и иногда так случается, что в результате этих экспериментов погибают люди.
     Мать работает в большом фармацевтическом концерне в Базеле, Швейцария, дочь – в медицинской клинике. Проводя эксперименты, они сами становятся жертвами этого – в результате их действий погибает их внук и сын.
     Во второй пьесе, «Солдаты», написанной в 1967 году, речь идет о генерале Сикорском, который был для поляков во время Второй мировой войны такой же знаковой фигурой, как де Голль для французов.
     Владислав Сикорский с 1939 года и до своей гибели в 1943 году был премьер-министром польского эмиграционного правительства. Он не был ответственен за то, что Польша проиграла в 1939 году Гитлеру и Сталину. Поссорившись с Пилсудским, он задолго до начала войны эмигрировал во Францию. В 1940 году, после вторжения во Францию гитлеровских войск, польское эмиграционное правительство во главе с Сикорским переехало в Лондон.
     (После нападения гитлеровских войск на Советский Союз между СССР и Польшей были восстановлены дипломатические отношения, произошло это уже 30 июня 1941 года, а 14 августа 1941 года был подписан польско-советский договор и было решено начать формирование на территории СССР польской армии из числа освобожденных из тюрем и лагерей военнопленных, вывезенных из Польши после вторжения в эту страну советских войск в сентябре 1939 года. – прим. автора).
     После того, как в апреле 1943 года немецкими войсками было найдено на окупированной советской территории, в Катыни, захоронение расстрелянных польских офицеров, Сикорский поднял вопрос о проведении расследования. Из-за этого Москва разорвала с ним отношения. У Сталина, кстати, и раньше были причины не любить Сикорского: в 1921 году тот командовал польскими частями, остановившими под Варшавой буденновскую конницу.
     Через несколько недель, 4 июля 1943 года, генерал Сикорский и его офицеры, в том числе и его дочь Софья, погибли в авиационной катастрофе в районе Гибралтара.

     - Какой период жизни Сикорского описан в пьесе?

     – Последние несколько дней до смерти. Я считаю, что именно Черчилль дал приказ его убрать.

     Комментарий Виктории Фирербе: в Англии имя Рольфа Хоххута стоит в так называемой книге розыска – он считается персоной нон грата, потому, что обвинил Черчилля в организации ликцидации Сикорского. Хоххут был первым, кто в открытую сказал об этом.

     – Когда в Катыни были найдены расстрелянные польские офицеры, Сикорский обратился в Женеву, в Международный Красный Крест с просьбой провести расследование для установления виновных.
     Англия и СССР были союзниками в войне. Черчилль просил Сикорского оставить тему Катыни на время войны, потому что эти офицеры уже все равно умерли, и расследование могло подождать. В тот момент, для хода Второй мировой войны, было не важно, кто в этом был виноват.
     Для Англии положение осложнялось тем, что Советская армия ждала несколько лет – когда же англичане, американцы и французы высадятся во Франции вторым фронтом; Сталин упрекал, что Советская армия теряет в день по десять тысяч солдат, а второй фронт до сих пор не открыт.
     Черчилль в тот период вел воздушную войну против Германии, англичане забрасывали бобмбами немецкие города и дважды в неделю посылали сообщения об этом в Москву – мол, бомбим немецкие города, умирает немецкий народ. Сталин отвечал: это, конечно, хорошо, но Советской армии это не помогает в борьбе против Гитлера.
     Американцы и англичане воевали в то время в Италии, там было примерно 30 гитлеровских дивизий. Против СССР воевало в 10 раз больше дивизий, поэтому у Сталина было право требовать открытия второго фронта во Франции.
     Но англичане и американцы не могли высадиться во Франции раньше 6 июня 1944 года. Тогда Сталин сказал Черчиллю, что если русские не будут сейчас воевать против Германии, то Сикорский свою Варшаву никогда в жизни не увидит – некому будет ее освобождать.
     Естественно, Сталин был недоволен тем, что Сикорский обратился в Женеву, в Международный Красный Крест, и требовал расследования – он считал, что у этого человека было не все в порядке с головой.
     Атомную бомбу тогда еще не изобрели, и Черчиль, хоть и был союзником СССР, боялся, что Сталин и Гитлер могут подписать акт примирения, как это было до войны. Трагизм ситуации заключался в том, что англичане и американцы не могли раньше середины 1944 года открыть второй фронт, у них просто не было сил для этого. И Сталин считал себя вправе потребовать от Черчилля, от Даунинг-стрит, смены польского эмиграционного правительства.
     Черчиль спрашивал у него, как же он может повлиять на состав польского правительства – правительства иностранного государства. Но дело уже дошло до того, что Сталин отозвал своего посла в Лондоне, Майского, и необходимо было быстро решать эту ситуацию. В общем, Сикорский должен был умереть – у англичан не было другого выхода.
     Всего было три попытки убрать Сикорского, три авиакатастрофы. Две первые не достигли цели, а третья привела к гибели генерала и его окружения: у самолета отказали двигатели, он упал и все восемнадцать находившихся в нем человек, в том числе генерал Сикорский и его дочь Софья, погибли.
     Всех их, кроме Сикорского, похоронили на Гибралтаре, а Сикорского привезли в Лондон и похоронили с особыми почестями.
     В то время именно Гибралтар был промежуточным пунктом для перелета в Англию, ведь летать через оккупированную Францию было нельзя. Англичане подстроили так, что на гибралтарском аэродроме одновременно оказались самолеты отозванного советского посла Майского, который летел из Лондона в СССР, и генерала Сикорского, возвращавшегося в Лондон из Африки, где воевали польские части. Ночью оба самолета в течение двух-трех часов стояли на одном летном поле.
     Англичане сделали это для того, чтобы последующим поколениям пришла в голову мысль – может быть, это русские подкрутили гайки на самолете Сикорского.

     - Скорее всего, так и было! – одновременно, – не сговариваясь, – воскликнули мы с Алексеем Жучковым.

     Комментарий автора: человеку, родившемуся и выросшему в стране победившего социализма, который подвергался идеологической обработке в школе и вузе, был членом октябрятской, пионерской и комсомольской организаций, с детства уверовал, что «советский паралич – самый прогрессивный», который наслышан и начитан о такой массе допускавшихся сотрудниками советских спецслужб убийств, провокаций, подлогов и прочих нарушений законности, что привык эти самые спецслужбы буквально демонизировать, – очень трудно поверить, что если в мире совершилась какая-то гадость или мерзость, которая пошла на пользу советскому руководству, то тут могло обойтись без его верных слуг.
     Поэтому последующий диалог – это вовсе не попытка умалить исторические изыскания Рольфа Хоххута, поставить под сомнение правильность реконструкции им произошедших событий. Нет, это лишь естественная реакция на трудно укладывающуюся в голове бывшего советского гражданина мысль, что если рядом с самолетом генерала Сикорского оказался самолет с советским послом (и его охраной, разумеется – сталинскими орлами), то тут еще потребовались какие-то дополнительные усилия с чьей-либо стороны – англичан ли, марсиан или кого-либо еще, – для того, чтобы навсегда решить проблему гордого польского генерала, отказавшегося занять более мягкую позицию в отношении к катынской трагедии.
     Уже после беседы с Рольфом Хоххутом, работая над интервью, я нашел в интернете кое-какую информацию, имеющую отношение к этим событиям. Оказывается, помимо всего прочего генерал Сикорский еще и не сошелся со Сталиным во взглядах на то, какими должны быть границы послевоенной Польши.
     После его гибели союзники предупредили нового главу польского правительства, Станислава Миколайчика, о недопустимости каких-либо личных инициатив, вроде обращения в Красный Крест. Также от него потребовали признать территориальные требования Сталина и возобновить с СССР дипломатические отношения.
     И еще информация, – она косвенно подтверждает правомерность позиции Рольфа Хоххута: 29 апреля 2010 года, выступая в Страсбурге на заседании Парламентской ассамблеи Совета Европы, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров, отвечая на ряд вопросов, обратил внимание на то, что британское правительство приняло решение о продлении еще на 50 лет грифа секретности на архивы, касающиеся трагической гибели генерала Сикорского. При этом он подчеркнул, что такое решение «вызывает определенные вопросы».
     Но не имея этих сведений в момент беседы с Рольфом Хоххутом, мы с Алексеем Жучковым отреагировали на его слова, повторю, фразой: «Скорее всего, так и было!».

     – Нет, это дело рук сотрудников английских спецслужб. У меня нет опыта в убийствах, но я предполагаю, что если кто-то собирается совершить убийство, то он хочет быть очень умным, провернуть это по-умному.
     Но в этом случае англичане даже, может быть, перебрали. Они перегнули палку. При том, что Сикорский был главой польского эмиграционного правительства и, одновременно, главнокомандующим польскими войсками, которые сражались в Африке, они дали ему чешского пилота. И сообщая о произошедшей катастрофе, они заявили, что весь польский штаб погиб, а спастись смог только чешский пилот.
     Тогдашний чешский президент Эдвард Бенеш был возмущен этой коварностью англичан, о чем он сказал Сталину. А югославский лидер Иосип Броз Тито имел своего посла в Москве, это был писатель Милован Джилас, впоследствии написавший книгу «Разговоры со Сталиным». Сталин как-то сказал ему: передайте Тито, что если он встретится с Черчиллем, то пусть будет осторожен с ним, иначе может произойти то же, что и с Сикорским – Черчилль посадит его в самолет, и живым его уже никто больше не увидит.
     Потом Сталин добавил: я не просто так говорю это о Черчилле, мне рассказал это Бенеш, который был главнокомандующим того чешского пилота, что сидел за штурвалом самолета генерала Сикорского.

     - То есть пьеса «Солдаты» основана на воспоминаниях Джиласа?

     – Я переписывался с ним в 1966 году. В то время он уже был известным писателем, бывшим министром в правительстве Тито. Это один из трех источников, подтверждающих правоту мнения о виновности англичан.

     - А два других источника?

     – О них рассказывается в пьесе «Солдаты». Конечно, какой-либо книги, где это было бы подробно описано, нет, эта пьеса – первая, в которой собрана вся разрозненная информация об этой трагедии. Потому-то в Англии книга эта и запрещена.

     - И все же, насколько можно верить информации, сказанной кем? Сталиным! И кому? Иностранному гражданину! Ведь политики обычно говорят что-то не потому, что так оно и есть, а потому, что хотят сообщить именно такую информацию.

     – Я считаю, что в данном случае Сталин мог сказать правду, потому, что это не его убийство, а дело рук Черчилля. И он хотел предупредить Тито, который был, можно сказать, его другом, чтобы с ним не произошло то же самое.

     - А если бы это было «его» убийство – он бы признался в этом, или бы постарался, как сейчас говорят, «перевести на кого-нибудь стрелки»?

     – Я уверен, что русские к этому не имеют никакого отношения. Тито в то время был, так сказать, «троянским конем» Сталина в Европе, Сталин ему доверял и хотел его предупредить.

     - Мои вопросы, безусловно, ни в коей мере не умаляют значения самой пьесы, потому, что писатель может конструировать ситуацию по своему усмотрению – создавать трехногих людей, помещать действие на Марс, и так далее…

     – Протестую – писатель не вправе искажать исторические факты. Данная пьеса – не плод свободы творчества, а результат реконструкции событий по собранным фактам. Существуют различные литературные источники, которые привели меня к написанию этой пьесы.

     Комментарий автора: прочитав книгу Рольфа Хоххута «Пьесы. Избранное», – к сожалению, уже спустя несколько дней после беседы с ее автором, – я задумался вот о чем. Одно из вошедших в нее произведений повествует о событиях 67-летней давности, другое – о тех самых гримасах капитализма, которые именно сейчас для нашей страны, для нашего общества вроде бы особенно актуальны, более того, являются буквально больной проблемой, – почему же наша беседа оказалась посвящена именно истории? Так же, как и последующий разговор во время прогулки по ночной Москве, по Красной площади.
     Возможно, потому, что без осмысления ошибок и преступлений прошлого человечество обречено раз за разом наступать на одни и те же грабли. Не случайно в христианстве существует обряд покаяния – обличение своего греха, для того, чтобы не повторять его в дальнейшем.
     Сейчас в нашем обществе идут споры о Сталине: одни называют его тираном и убийцей, другие великим правителем и эффективным менеджером, одни ужасаются миллионам растрелянных и умерших в сталинских лагерях, другие тоскуют по твердой руке и сожалеют, что сегодня нет возможности расстрелять либо загнать в лагеря тех, кто, по их мнению, плох или вреден, мешает или раздражает.
     Поэтому для нас сейчас любые исторические события, к которым в той или иной степени причастна, или может быть причастна, наша страна, не менее актуальны, чем происходящие сегодня.
     В этом отношении немецкому народу, как ни странно и страшно это звучит, повезло больше: после поражения гитлеровской Германии во Второй мировой войне преступления нацистского режима были обнародованы и публично осуждены. В результате у немецкого народа появилась возможность совершить покаяние – не этим ли объясняется, помимо прочего, отличие в уровнях жизни в наших странах в последние шестьдесят лет?
     Глядя на доброе лицо немецкого гуманиста Рольфа Хоххута, который, ежась на Красной площади от необычайно холодного для апреля ветра, пытался найти окно кремлевского кабинета, где работал Сталин, и говорил о том, что благодарен ему за приказ уничтожить полностью остатки Рейхсканцелярии, чтобы со временем она не превратилась в памятник, – я думал о том, что ведь именно немецкий народ обогатил мировую культуру такими именами, как Шиллер, Гете, Кант, Гегель, Фейербах и многие другие.
     И именно немцы по приглашению Екатерины Великой, – а еще раньше Петра Великого, а еще раньше Алексея Михайловича… – приезжали в Москву, в Россию, чтобы верно служить, способствуя своим трудом развитию и процветанию страны.
     Хорошо, что сейчас, в очень непростое и для всего мира, и для нашей страны время книга современного немецкого драматурга и публициста Рольфа Хоххута стала доступна российскому читателю, и может послужить одной из ступенек на оказавшейся для нас очень крутой лестнице от развитого социализма к цивилизованному обществу.
     Будем надеяться, что пьесы Рольфа Хоххута со временем можно будет не только прочитать, но и увидеть на сценах наших театров, что их постановка послужит еще одним поводом для осмысления и переосмысления событий как нашего прошлого, так и нашего настоящего.

     Николай Ефремов

     Москва, апрель 2011 года

     На фото внизу: латвийский издатель Алексей Жучков, референт и переводчик Виктория Фирербе, драматург и публицист Рольф Хоххут, художественный редактор “Нового Вернисажа” Марина Ефремова